Неточные совпадения
Также мучало его
воспоминание о письме, которое он написал ей; в особенности его прощение, никому ненужное, и его заботы о
чужом ребенке жгли его сердце стыдом и раскаянием.
Мысли были новые,
чужие и очень тревожили, а отбросить их — не было силы. Звон посуды, смех, голоса наполняли Самгина гулом, как пустую комнату, гул этот плавал сверху его размышлений и не мешал им, а хотелось, чтобы что-то погасило их. Сближались и угнетали
воспоминания, все более неприязненные людям. Вот — Варавка, для которого все люди — только рабочая сила, вот гладенький, чистенький Радеев говорит ласково...
Эпизод, обратившийся в
воспоминание, представлялся ему
чужим событием. Он смотрел на него объективно и внес на первый план в своей программе.
Меня, еще долго спустя, поражала потом, при
воспоминании, эта способность его (в такие для него часы!) с таким сердечным вниманием отнестись к
чужому делу, так спокойно и твердо рассказать его.
У него не было ни семейных
воспоминаний, потому что он вырос сиротой в
чужом доме и чуть не с пятнадцати лет пошел на тяжелую службу; не было в жизни его и особенных радостей, потому что всю жизнь свою провел он регулярно, однообразно, боясь хоть на волосок выступить из показанных ему обязанностей.
Благоговейные рассказы старых лакеев о том, как их вельможные бары травили мелких помещиков, надругались над
чужими, женами и невинными девушками, секли на конюшне присланных к ним чиновников, и т. п., — рассказы военных историков о величии какого-нибудь Наполеона, бесстрашно жертвовавшего сотнями тысяч людей для забавы своего гения,
воспоминания галантных стариков о каком-нибудь Дон-Жуане их времени, который «никому спуску не давал» и умел опозорить всякую девушку и перессорить всякое семейство, — все подобные рассказы доказывают, что еще и не очень далеко от нас это патриархальное время.
Надежда Федоровна вообразила, как, прощаясь с Лаевским, она крепко обнимет его, поцелует ему руку и поклянется, что будет любить его всю, всю жизнь, а потом, живя в глуши, среди
чужих людей, она будет каждый день думать о том, что где-то у нее есть друг, любимый человек, чистый, благородный и возвышенный, который хранит о ней чистое
воспоминание.
И от этих
воспоминаний собственное тучное больное тело, раскинувшееся на кровати, казалось уже
чужим, уже испытывающим огненную силу взрыва; и чудилось, будто руки в плече отделяются от туловища, зубы выпадают, мозг разделяется на частицы, ноги немеют и лежат покорно, пальцами вверх, как у покойника.
Конечно, он не знал, какое горе лежало на сердце
чужих людей, какие
воспоминания теснились в их головах в этот вечер, какие образы чудились им в фантастических переливах огня и дыма. К тому же у него была своя забота.
Да, такие минуты смягчают
воспоминание о пройденном пути и до некоторой степени примиряют с ним; иначе нельзя, а не было бы первого, не было бы и второго. Но все-таки те-то, первые, — что им до
чужого благополучия, купленного ценою их собственных мук? А сколько таких мук, сколько загубленных жизней лежит на пути каждого врача! «Наши успехи идут через горы трупов», — с грустью сознается Бильрот в одном частном письме.
Сама еще не вполне сознавая неправду, Дуня сказала, что без отца на нее скука напала. Напала та скука с иной стороны. Много думала Дуня о запоздавшем к обеду отце, часто взглядывала в окошко, но на память ее приходил не родитель, а совсем
чужой человек — Петр Степаныч. Безотвязно представал он в ее
воспоминаньях… Светлый образ красивого купчика в ярком, блестящем, радужном свете она созерцала…
Я понял, что мысли мои не стоят гроша медного и что до встречи с Кисочкой я еще не начинал мыслить и даже понятия не имел о том, что значит серьезная мысль; теперь, настрадавшись, я понял, что у меня не было ни убеждений, ни определенного нравственного кодекса, ни сердца, ни рассудка; всё умственное и нравственное богатство мое состояло из специальных знаний, обрывков, ненужных
воспоминаний,
чужих мыслей — и только, а психические движения мои были несложны, просты и азбучны, как у якута…
И я,
чужой, непосвященный и не особенно по природе наблюдательный, уже чувствовал, что и меня касаются они — эти темные
воспоминания о какой-то горькой ошибке, об утерянном счастье, о печальной неправде.